одни убивают без суда, другие — после судебного дознания. (…) Тут тиран именует законом всего лишь

отсрочку гнева своего.^[911]

Подражание может изобразить только зримое, а воображение — и незримое.^[912]

Никакое слово не приносит пользы, ежели сказано не с глазу на глаз.^[913]

Речь в письме должна казаться и более аттической [изысканной], чем обычная речь, и более обычной, чем аттическая. (…) Пусть украшением ей служит отсутствие прикрас.^[914]

Фукидид

(ок. 460 — ок. 400 гг. до н.э.)

историк

Людей (…) больше раздражает несправедливость, якобы им причиненная, нежели самое жестокое насилие: в этом они усматривают пренебрежение со стороны равных себе, в другом — необходимость подчиняться насилию более могущественного.^[915]

Начиная войну, люди сразу же приступают к действиям, с которыми следовало бы повременить, и уж после неудач обращаются к рассуждениям.^[916]

Успех в войне зависит не от оружия, а от денежных средств, при которых оружие только и приносит пользу.^[917]

Не следует строить расчеты на ожидаемых ошибках противника.^[918]

Никто (…) не бывает равно предусмотрительным, задумывая план и приводя его в исполнение. В рассуждениях мы тверды, а в действиях уступаем страху.^[919]

Очень редко войну ведут по заранее определенному плану, но чаще война сама выбирает пути и средства в зависимости от обстоятельств.^[920]

Благородно мстить лишь равному себе и в равном положении.^[921]

Люди с большим воодушевлением принимают решение воевать, чем на деле ведут войну, и меняют свое настроение с переменой военного счастья.^[922]

Любое требование — малое или большое, — выставляемое против равных себе до решения суда, притязает на порабощение.^[923]

Вещи существуют для людей, а не люди для них.^[924]

Рассудительность

и полная казна важнее всего для военного успеха.^[925]

Люди верят в истинность похвал, воздаваемых другим, лишь до такой степени, в какой они считают себя способными совершить подобные подвиги. А все, что свыше их возможностей, тотчас же вызывает зависть и недоверие.^[926]

Признание в бедности — не позор, но позорно не стремиться избавиться от нее трудом.^[927]

Невежественная ограниченность порождает дерзкую отвагу, а трезвый расчет — нерешительность.^[928]

Оказавший услугу другому — более надежный друг, так как он старается заслуженную благодарность поддержать и дальнейшими услугами. Напротив, человек облагодетельствованный менее ревностен: ведь он понимает, что совершает добрый поступок не из приязни, а по обязанности.^[929]

[Афины] — школа всей Эллады.^[930]

Гробница доблестных —

вся земля.^[931]

Считайте за счастье свободу, а за свободу — мужество.^[932]

При жизни доблестные люди возбуждают зависть, мертвым же (они ведь не являются уже соперниками) воздают почет без зависти.^[933]

Та женщина заслуживает величайшего уважения, о которой меньше всего говорят среди мужчин, в порицание или в похвалу.^[934]

Процветание города в целом принесет больше пользы отдельным гражданам, чем благополучие