киты, но зато помещаются интересные блохи.

Он разглядывает мелких писателей в увеличительное стекло, а великих — в уменьшительное.

Она выглядит как Венера Милосская: очень старая, без зубов и с белыми пятнышками на желтой коже.

Опиум — тоже религия. Между опиумом и религией существует большее родство, нежели большинство людей может себе представить.

Оскорбивший никогда не простит. Простить может лишь оскорбленный.

Остерегайтесь поощрять крещение среди евреев. Это всего‑навсего вода, и она легко высыхает. Наоборот, поощряйте обрезание — это вера, врезанная в плоть; в дух ее уже невозможно врезать.

Острить и занимать деньги нужно внезапно. (Видоизмененный Гейне).

От высокомерия богатства ничто не защитит вас — кроме смерти и сатиры.

Первая добродетель германцев — известная верность, несколько неуклюжая, но трогательно великодушная верность. Немец бьется

даже за самое неправое дело, раз он получил задаток или хоть спьяну обещал свое содействие.

Первый, кто сравнил женщину с цветком, был великим поэтом, но уже второй был олухом.

Переводчик по отношению к автору — то же, что обезьяна по отношению к человеку.

Перед смертью: Бог меня простит, это его ремесло.

Позднейшие произведения истинного поэта отнюдь не значительнее ранних; нет, первый ребенок не хуже второго, только роды потом бывают легче.

Пока мы читаем о революциях в книгах, все это очень красиво на вид, подобно пейзажам, искусно выгравированным на белой веленевой бумаге: они так чисты, так приветливы; однако потом, когда рассматриваешь их в натуре, они, быть может, и выигрывают в смысле своей грандиозности, но в деталях представляют очень грязное, мерзкое зрелище; навозные кучи, выгравированные на меди, не имеют запаха, и через выгравированное на меди болото легко пройти при помощи глаз.

Полек я именую ангелами земли, потому что самих ангелов называю польками

неба.

Полемика способствует выработке догмата.

Польша лежит между Россией и — Францией.

Портрет автора, предшествующий его сочинениям, невольно вызывает в моей памяти Геную, где перед больницей для душевнобольных стоит статуя ее основателя.

После громадных успехов естествознания чудеса прекращаются. Потому ли, что Господу Богу докучает подозрительность, с какой физики следят

за его пальцами, или его не привлекает конкуренция с Боско, — но даже в последнее время, когда религии грозит столько опасностей, он не соблаговолил поддержать ее каким‑нибудь потрясающим чудом.

Поэзия создала больше мучеников, чем религия. История литературы любого народа и любой эпохи — настоящий мартиролог.

Поэт, этот творец в малом, подобен Господу Богу и в том, что своих героев он творит по образу своему и подобию.

Превозносят драматурга, исторгающего слезы у зрителя; этот талант он делит с луковицей.

Прелесть весны познается только зимою, и, сидя у печки, сочиняешь самые лучшие майские песни.