банкирами: нынче дом ** после трех или четырех банкротств блистает наиболее блистательно. После каждого пожара он поднимался еще в большем великолепии — кредиторы не были застрахованы.

Католический поп шествует так, словно небо — его полная собственность; протестантский же, напротив, ходит так, будто небо он взял в аренду.

Книге необходимы сроки, как ребенку. Все наскоро, в несколько недель написанные книги возбуждают во мне известное предубеждение против автора. Порядочная женщина не производит ребенка на свет до истечения девятого месяца.

Когда‑то я думал, что всего ужаснее женская неверность, и, чтобы выразиться как можно ужаснее, я называл женщин змеями. Но, увы! Теперь я знаю: самое ужасное — то, что они не совсем змеи; змеи ведь могут каждый год сбрасывать кожу и в новой коже молодеть.

Когда Богу на небе скучно, он открывает окно и смотрит на парижские бульвары.

Когда глаза критика отуманены слезами, его мнение немногого стоит.

Когда порок столь грандиозен, он меньше возмущает. Англичанка, стыдившаяся голых статуй, была менее шокирована при виде огромного Геркулеса: «При таких размерах вещи не кажутся мне такими уж неприличными».

Когда сходятся кухарки, они говорят о своих господах, а когда сходятся немецкие авторы, они говорят о своих издателях.

Когда уходят герои, на арену выступают клоуны.

Кого Юпитер хочет наказать, того он делает поэтом.

Александр Дюма крадет у прошлого, обогащая настоящее. В искусстве нет шестой заповеди.

Критики подобны привратникам перед входом на придворный бал: они могут пропустить достойных и задержать дурно одетых и не имеющих входного билета,

но войти внутрь они не могут.

Лессинг говорит: «Если Рафаэлю отрезать руки, он все же останется живописцем». Точно так же мы могли бы сказать: «Если господину ** отрезать голову,

он все же остался бы живописцем», — он продолжал бы писать и без головы, и никто бы не заметил, что головы у него и вовсе нет.

Лесть является настоятельной потребностью красивых мужчин, специальность которых в том и заключается, что они красивые мужчины.

Любовь к свободе — цветок темницы, и только в тюрьме чувствуешь цену свободы.

Легко прощать врагов, когда не имеешь достаточно ума, чтобы вредить им, и легко быть целомудренному человеку с прыщеватым носом.

Люди, ничем не примечательные, конечно, правы, проповедуя

скромность. Им так легко осуществлять эту добродетель.

Мейербер бессмертен, то есть он будет таковым, пока жив.

Миссия немцев в Париже — уберечь меня от тоски по родине.

Моим девизом остается: искусство есть цель искусства, как любовь есть цель любви и даже как самая жизнь есть цель жизни.

Монотеизм — это минимум религии. Это столь малая доза, что ее уже невозможно уменьшить.

Мораль есть религия, перешедшая в нравы.

Мосье Колумб, откройте нам еще один Новый Свет!

Мадемуазель Таис, сожгите нам еще один Персеполь!