— самая прочная основа любви.

Радоваться в одиночку грустно.

Разве смеяться — дурно? И разве нельзя смеяться, сохраняя полную серьезность?.. Смех лучше сохраняет нам разум, нежели досада и огорчения.

Разговаривая, редко высказывают качества, которыми обладают, скорее выдают те, которых недостает.

Разумный актер никогда не выдвинет свою роль, где это не является необходимым, в ущерб другим ролям.

Самое меньшее благо в жизни — это богатство; самое большое — мудрость.

Самый медлительный человек, если он только не теряет из виду цели, идет быстрее, чем тот, кто блуждает бесцельно.

Самый отъявленный злодей старается извинить себя и уговорить, что совершенное им преступление не особенно существенно и обусловлено необходимостью.

Солдатом надо быть во имя отчизны или из любви к делу, за которое идешь в бой. Без цели служить сегодня здесь, а завтра там — значит быть подручным мясника, не более.

Спорьте, заблуждайтесь, ошибайтесь, но, ради бога, размышляйте, и хотя криво, да сами.

Стыдливость может быть уместна везде, только не в деле признания своих ошибок.

Суеверия, в которых мы выросли, не теряют своей власти над нами даже и тогда, когда мы познали их.

Судьба подчас чересчур уж сильно замахивается, когда хочет легонько стукнуть нас. Казалось, она вот‑вот

нас раздавит, а на самом‑то деле она всего лишь комара у нас на лбу прихлопнула.

Считать себя счастливее или несчастнее, чем на самом деле, — обычное заблуждение молодости.

То, что однажды напечатано, становится достоянием всего мира на вечные времена.

Труднее исполнить обязанности дружбы, чем быть в восторге от них.

Уж

лучше терпеть несправедливость, чем ее совершать.

Хорошее и даже самое лучшее быстро приедается, если оно становится повседневным.

Художники пишут глазами любви, и только глазам любви следует судить их.

Чем красивее женщина, тем она должна быть честнее, потому что только честностью она может противодействовать тому вреду, который способна произвести ее красота.

Я давно уже считал, что двор — не место для поэта, который должен изучать природу. Но если пышность и этикет превращают людей в машины, то обязанность поэта — снова сделать из этих машин людей.

Яд, который не действует сразу, не становится менее опасным.

Красота души придает прелесть даже невзрачному телу, точно так же, как безобразие души кладет на самое великолепное сложение и на прекраснейшие члены тела какой‑то особый отпечаток, который возбуждает в нас необъяснимое отвращение.

Очарование — это красота в движении.

Воображение… сообразуется с нашими деяниями, и если эти деяния отвечают тому, что мы зовем нашим долгом, нашей добродетелью, то воображение лишь приумножает для