* *

Они лежали.

Вдруг звякнул звонок.

– Муж!

Они вскочили, стали лихорадочно одеваться.

Он, полуодетый, выглянул на лестничную площадку с носком в руке.

Никого.

Он облегченно обернулся.

В комнате стоял такой же полуодетый мужчина с носком в руке.

Двое с носками в руках.

Тот приехал ночью домой.

Хотел незаметно войти.

Этот хотел незаметно выйти.

20 лет прошло.

Ужас в его сердце до сих пор.

* * *

Он умер, так и не узнав, что ему идет бородка…

Жаль.

* * *

«Мама! Сижу пост ГАИ, тридцать девятый километр Оскоярве. Телеграфируй пять пятьсот. Машину угнали. Все здоровы. Целуем, Миша, Витя, лейтенант Васильев».

* * *

Я стоял посредине пустой улицы в Ульянке и рассматривал закат, и вдруг осторожно постучали в спину:

– Разрешите пройти!

– Пожалуйста, – я отодвинулся, и он прошел, с трудом сохраняя вертикальное положение.

* * *

Господи! А мы-то все, оказывается, из воды...

И даже наш Президент.

И даже олигархи.

И даже железнодорожники.

И даже генералы.

И даже депутаты.

И когда одно ведро воды кричит на другое:

– Ты не та вода! Ты живи среди своих!

– У нас вода другая!

– Понаехало чужое Н2О...

А если вода из нас выйдет, останется 20 кг сухих костей, которым все равно, где валяться и кто на них будет валяться после нас.

Маленькие домашние

* * *

Песик японский пекинес умер от инфаркта, когда перед ним внезапно открыли зонт.

Он увидел мир в черном цвете.

* * *

Купили попугая.

А в доме была кошка Санта-Барбара.

Персидская, очень добрая и спокойная.

Попугай скончался в клетке.

Она лежала наверху.

Он внутри скончался от инфаркта.

* * *

Другой попугай стучал клювом в зеркало, кричал: «Программа “Время” – и хохотал: – Ха-ха!»

Скончался от инфаркта.

* * *

Наша кошка Фелиция, преданная, но мрачная красавица, принесла Наташе в

постель половину мышки.

Я думаю, лучшую половину.

Она очень любит Наташу.

И не могла понять, отчего шум, гам, беготня.

Она шептала:

– Позвольте! Извините. Неужели после колбас, сосисок вам не хочется чего-то свеженького? Это деликатес.

Все кричали:

– Забери! Унеси!

– Ох, – вздохнула Фелиция. – И как их понять, если они сами себя не понимают. Не хотите есть свежую, можете отварить.

– Убери немедленно, гадкая тварь!

– Да уберу, уберу! – говорила Фелиция. – Лично я предпочитаю

живую дичь. Это еда аристократов. Это во-вторых. А во-первых, ты ее поймай! Подежурь с мое, погоняй по дому, а потом ори. Ничего не видела отвратительней хозяина в очках с соленым огурцом во рту.

Отойди. Дай пройти.

Дикари!

* * *

Можно ненавидеть друг друга. Можно входить в метро, не глядя друг на друга. Можно ехать в вагоне, уткнувшись в журнал.

Но стоит запищать десяточку голосков в корзинке у девушки.

Стоит заглянуть туда...

А там, прикрытые сеточкой, копошатся желтенькие,